24 марта (14-го по старому стилю) 1613 года послы Земского собора в Ипатьевском монастыре Костромы сообщили 16-летнему Михаилу Федоровичу об избрании его царем. Точности ради отсчет правления династии Романовых надо начать еще неделей позже, ибо первоначальный отказ от царства с «великим гневом и плачем Михаила и его матери Ксении Иоанновны» (насильно постриженной инокини Марфы) был совершенно искренен.
источник
Главное сомнение юного кандидата и его матушки было связано с состоянием страны — можно даже сказать, с ее наличием. Севером владели шведы, западом — поляки, юг — давний оплот всех самозванцев, польские отряды «лисовчиков» (грабители + настоящие зондеркоманды) беспрепятственно доходили до Перми и Архангельска, а уж под Костромой были настоящими хозяевами. Что в итоге окончательно склонило Михаила к согласию, теперь судить трудно, но факт остается фактом: выражаясь в стиле телерепортажей, Романовы — самая успешная династия в мировой истории. Авторы абсолютного рекорда: их Россия за 140 лет вышла с предпоследнего места в Европе на первое.
Когда почти погибшая в Смуте страна только-только отползала от края пропасти, в Европе прошла Тридцатилетняя война (1618—1648), для Германского (тогда еще «Первого») рейха и всего континента — более тяжелая, чем обе мировые. Она и закончилась по-особому, Вестфальским миром 1648 года. А фактически — новой философией: впервые сформулированной идеей «государственного суверенитета». Европа впервые была кодифицирована, страны записаны в порядке убывания международного влияния. Первый «европейский рейтинг» был составлен не журналистами (хотя подобие газет уже появилось), не, как ныне выражаются, «экспертным сообществом», а дипломатами, полководцами, армиями. Собственно, за место в том рейтинге и шла война параллельно с переговорами. Примерно как ООН создавали в 1944-м, под грохот Второй мировой, и попадание в «первую пятерку» постоянных членов Совбеза ООН с правом вето до сих пор приносит России выгоды.
Так вот. В еврорейтинге-1648 Россия стояла на предпоследнем месте. Последний — князь Трансильвании.
В Тридцатилетней войне Россия прямо не участвовала, «плелась в обозе»: продавала по льготным ценам хлеб Голландии, Дании, Швеции, кормила шведскую армию в ее кампаниях против Польши. Вот с того предпоследнего места Романовы и вывели свою страну в лидеры — второй точкой замера уникального в мировой истории рывка можно посчитать Венский конгресс 1814 года.
Другой большой парадокс династии Романовых в том, что главные эксцессы крепостничества прямо связаны и хронологически совпадают с периодом, когда наша страна (от Петра до Екатерины Великой) получала высокие оценки от большинства самых «продвинутых» современников-иностранцев. Многие, от Лейбница до энциклопедистов, заявляли: Россия — место, где более всего прирастают общемировое просвещение, гуманизм. В России закрепощаются украинцы, новоприобретенные белорусы... Но когда разделываемая Польша попробовала поднять на свою сторону европейское общественное мнение, поддержка просветителей оказалась на стороне Екатерины II.
Самые громкие дебаты о России разгорелись с выходом к трибуне двух главных ораторов того века — Вольтера и Руссо. Пропуская оттенки их диспута о России, о реформах Петра, ограничусь кратким пунктиром.
Руссо: «Русские никогда по-настоящему не будут цивилизованы потому, что они цивилизовались слишком рано. Петр обладал подражательным гением. Он видел, что у него народ варварский, захотел его цивилизовать, тогда как его следовало только закалять для войны... Он помешал своим подданным стать тем, кем они могли бы быть, убеждая их, что они таковы, какими не являются».
Вольтер: «Поразительные успехи императрицы Екатерины и всей русской нации являются достаточно сильным доказательством того, что Петр Великий строил на прочном и долговременном основании».
Вот и думай, кого тут записать в «русофилы», а кого — в «русофобы»...
Самодержавие — одновременно фактор и спасения, и гибели России. Строго говоря, Романовы были ограниченными монархами только 40 дней, примерно посередине своего 300-летнего срока, — между подписанием Анной Иоанновной исторических «Кондиций» и их торжественным разрыванием.
Не менее примечательно то, как сейчас разложили на противоположные полочки два исторически важнейших в России царствования: «реформы» Александра II Освободителя и «контрреформы» Александра III Миротворца. «Либералы» говорят: наш — Александр Второй и реформы. «Патриоты»: наш — Александр Третий и контрреформы. Чья в таком случае Россия с ее историей — непонятно.
На мой взгляд, отец и сын делали одно дело. Если уж историю сравнивают с дорогой («исторический путь»), то представьте великое историческое препятствие, историческую яму, которую пришлось объезжать двум Александрам. Для этого сначала пришлось повернуть руль влево, а затем, чтобы остаться на дороге, — вправо. По-другому не ездят. Еще государство нередко уподобляют телу, организму. Если рассуждать так, то когда в теле страны была раковая опухоль, один ее разрезал-удалил, а другой — зашил.
Что же за болезнь, препятствия были на российском пути?
Простой ответ — крепостничество — на мой взгляд, не полон. До 1762 года, «Манифеста о вольности дворянской», русское государство держалось на балансе «служилого и тяглого сословий», на простой смысловой связке: крестьяне принадлежат дворянам, дворяне же — государю. Великолепна строка из манифеста Петра Первого 1717 года по случаю рождения сына: «Благословил меня Бог еще одним рекрутом!». Служилые воевали, платили, как выражаются французы, «налог крови». Что тяжелее? Косвенный ответ звучит так: в Судебниках 1497 и 1550 гг. несколько статей посвящено воспрепятствованию служилым (помещикам) отдаваться в холопы, чтобы избежать воинской службы. «Манифест» 1762 года нарушил сам внутренний базис государства, превратив его на 99 лет (до освобождения и крестьян) из национального — в дворянское.
Доказывая внутреннюю связность периода 1856—1894 годов, я предлагал термин «ДвуАлександрие» (как подражание «Междуцарствию»). Рост материального могущества превзошел тогда самые смелые прогнозы. Великий ученый и администратор, глава созданной им метрологической службы Дмитрий Менделеев определил царствование Александра III как лучший период в истории русской промышленности.
Вместе с соратником и другом Сергеем Витте и адмиралом Чихачевым Менделеев ввел новый бездымный порох, новые типы кораблей, водку-«монопольку», сети казенных заводов. В 1881—1896 гг. промышленное производство выросло в 6,5 раза. Выработка на одного рабочего — на 22% (та самая производительность труда, о необходимости роста которой все время говорили большевики). С 1890 по 1900 годы мощность паровых двигателей в промышленности России увеличилась втрое.
Вот что писал Менделеев: «Миротворец Александр III предвидел суть русских и мировых судеб более и далее своих современников. Люди, прожившие его царствование, ясно сознавали, что наступила известная степень сдержанной сосредоточенности, собирания сил. Мир во всем мире, созданный покойным императором, действительно укреплен его доброю волею в среде народов, участвующих в прогрессе. Всеобщее признание этого ляжет неувядаемым венком на его могилу».
Непонимание сути работы отца и сына более всего подвело внука. Первую треть царствования Николая II, пока еще работала команда его отца во главе с лучшим министром — Сергеем Витте, можно считать продолжением «ДвуАлександрия». Венец «стальной эпохи» — крупнейшая в мире железнодорожная магистраль Транссиб, 1903 год. А далее пришел уже собственно николаевский выдвиженец Безобразов — т.н. «шайка Безобразова», спровоцировавшая японскую войну. На примере николаевской Ходынки, ставшей роковым событием для Романовых, хорошо различимы три гибельных для династии фактора:
1) гибель тысяч пришедших поздравить царя — по сути, его гостей;
2) уход царя в вечер трагедии на бал к французскому консулу;
3) поведение царя между этими событиями, ставшее известным стране.
Группировки великих князей — Владимира и Павла — грозят Николаю II бойкотом, если хоть один шаг в расследовании Ходынки затронет московского генерал-губернатора великого князя Сергея Александровича. Царь Николай обходит, опрашивает по кругу родственников, что ж ему тогда делать, и… по их совету, «проявляет истинную твердость перед лицом несчастья» — едет на бал.
Пока Россия еще по инерции обрастала стальной броней, по ее «духовной броне» пробежали невидимые, но фатальные трещины. И совершенно не важно: тогдашние СМИ информировали общество (о Ходынке, Кровавом воскресенье и т.д.) или «раздували внутренние враги и иностранные злопыхатели». Царь и династия оказались не готовы к жизни в «информационном обществе» начала ХХ века. Сыграл свою роль и нерешенный национальный, или, если угодно, — еврейский вопрос (по сути — политика государственного антисемитизма). И «аграрное перенаселение» — земельный вопрос. И война, Антантой к 1917 году практически выигранная, но...
О причинах падения монархии в России можно говорить бесконечно. Но совершенно очевидно одно: для Романовых ХХ века всё это вместе взятое стало большой проблемой — и тогда общество посчитало проблемой их самих. Династия, поднявшая Россию из Смуты до вершин мирового могущества, канула в новой смуте.
источник
Главное сомнение юного кандидата и его матушки было связано с состоянием страны — можно даже сказать, с ее наличием. Севером владели шведы, западом — поляки, юг — давний оплот всех самозванцев, польские отряды «лисовчиков» (грабители + настоящие зондеркоманды) беспрепятственно доходили до Перми и Архангельска, а уж под Костромой были настоящими хозяевами. Что в итоге окончательно склонило Михаила к согласию, теперь судить трудно, но факт остается фактом: выражаясь в стиле телерепортажей, Романовы — самая успешная династия в мировой истории. Авторы абсолютного рекорда: их Россия за 140 лет вышла с предпоследнего места в Европе на первое.
Когда почти погибшая в Смуте страна только-только отползала от края пропасти, в Европе прошла Тридцатилетняя война (1618—1648), для Германского (тогда еще «Первого») рейха и всего континента — более тяжелая, чем обе мировые. Она и закончилась по-особому, Вестфальским миром 1648 года. А фактически — новой философией: впервые сформулированной идеей «государственного суверенитета». Европа впервые была кодифицирована, страны записаны в порядке убывания международного влияния. Первый «европейский рейтинг» был составлен не журналистами (хотя подобие газет уже появилось), не, как ныне выражаются, «экспертным сообществом», а дипломатами, полководцами, армиями. Собственно, за место в том рейтинге и шла война параллельно с переговорами. Примерно как ООН создавали в 1944-м, под грохот Второй мировой, и попадание в «первую пятерку» постоянных членов Совбеза ООН с правом вето до сих пор приносит России выгоды.
Так вот. В еврорейтинге-1648 Россия стояла на предпоследнем месте. Последний — князь Трансильвании.
В Тридцатилетней войне Россия прямо не участвовала, «плелась в обозе»: продавала по льготным ценам хлеб Голландии, Дании, Швеции, кормила шведскую армию в ее кампаниях против Польши. Вот с того предпоследнего места Романовы и вывели свою страну в лидеры — второй точкой замера уникального в мировой истории рывка можно посчитать Венский конгресс 1814 года.
Другой большой парадокс династии Романовых в том, что главные эксцессы крепостничества прямо связаны и хронологически совпадают с периодом, когда наша страна (от Петра до Екатерины Великой) получала высокие оценки от большинства самых «продвинутых» современников-иностранцев. Многие, от Лейбница до энциклопедистов, заявляли: Россия — место, где более всего прирастают общемировое просвещение, гуманизм. В России закрепощаются украинцы, новоприобретенные белорусы... Но когда разделываемая Польша попробовала поднять на свою сторону европейское общественное мнение, поддержка просветителей оказалась на стороне Екатерины II.
Самые громкие дебаты о России разгорелись с выходом к трибуне двух главных ораторов того века — Вольтера и Руссо. Пропуская оттенки их диспута о России, о реформах Петра, ограничусь кратким пунктиром.
Руссо: «Русские никогда по-настоящему не будут цивилизованы потому, что они цивилизовались слишком рано. Петр обладал подражательным гением. Он видел, что у него народ варварский, захотел его цивилизовать, тогда как его следовало только закалять для войны... Он помешал своим подданным стать тем, кем они могли бы быть, убеждая их, что они таковы, какими не являются».
Вольтер: «Поразительные успехи императрицы Екатерины и всей русской нации являются достаточно сильным доказательством того, что Петр Великий строил на прочном и долговременном основании».
Вот и думай, кого тут записать в «русофилы», а кого — в «русофобы»...
Самодержавие — одновременно фактор и спасения, и гибели России. Строго говоря, Романовы были ограниченными монархами только 40 дней, примерно посередине своего 300-летнего срока, — между подписанием Анной Иоанновной исторических «Кондиций» и их торжественным разрыванием.
Не менее примечательно то, как сейчас разложили на противоположные полочки два исторически важнейших в России царствования: «реформы» Александра II Освободителя и «контрреформы» Александра III Миротворца. «Либералы» говорят: наш — Александр Второй и реформы. «Патриоты»: наш — Александр Третий и контрреформы. Чья в таком случае Россия с ее историей — непонятно.
На мой взгляд, отец и сын делали одно дело. Если уж историю сравнивают с дорогой («исторический путь»), то представьте великое историческое препятствие, историческую яму, которую пришлось объезжать двум Александрам. Для этого сначала пришлось повернуть руль влево, а затем, чтобы остаться на дороге, — вправо. По-другому не ездят. Еще государство нередко уподобляют телу, организму. Если рассуждать так, то когда в теле страны была раковая опухоль, один ее разрезал-удалил, а другой — зашил.
Что же за болезнь, препятствия были на российском пути?
Простой ответ — крепостничество — на мой взгляд, не полон. До 1762 года, «Манифеста о вольности дворянской», русское государство держалось на балансе «служилого и тяглого сословий», на простой смысловой связке: крестьяне принадлежат дворянам, дворяне же — государю. Великолепна строка из манифеста Петра Первого 1717 года по случаю рождения сына: «Благословил меня Бог еще одним рекрутом!». Служилые воевали, платили, как выражаются французы, «налог крови». Что тяжелее? Косвенный ответ звучит так: в Судебниках 1497 и 1550 гг. несколько статей посвящено воспрепятствованию служилым (помещикам) отдаваться в холопы, чтобы избежать воинской службы. «Манифест» 1762 года нарушил сам внутренний базис государства, превратив его на 99 лет (до освобождения и крестьян) из национального — в дворянское.
Доказывая внутреннюю связность периода 1856—1894 годов, я предлагал термин «ДвуАлександрие» (как подражание «Междуцарствию»). Рост материального могущества превзошел тогда самые смелые прогнозы. Великий ученый и администратор, глава созданной им метрологической службы Дмитрий Менделеев определил царствование Александра III как лучший период в истории русской промышленности.
Вместе с соратником и другом Сергеем Витте и адмиралом Чихачевым Менделеев ввел новый бездымный порох, новые типы кораблей, водку-«монопольку», сети казенных заводов. В 1881—1896 гг. промышленное производство выросло в 6,5 раза. Выработка на одного рабочего — на 22% (та самая производительность труда, о необходимости роста которой все время говорили большевики). С 1890 по 1900 годы мощность паровых двигателей в промышленности России увеличилась втрое.
Вот что писал Менделеев: «Миротворец Александр III предвидел суть русских и мировых судеб более и далее своих современников. Люди, прожившие его царствование, ясно сознавали, что наступила известная степень сдержанной сосредоточенности, собирания сил. Мир во всем мире, созданный покойным императором, действительно укреплен его доброю волею в среде народов, участвующих в прогрессе. Всеобщее признание этого ляжет неувядаемым венком на его могилу».
Непонимание сути работы отца и сына более всего подвело внука. Первую треть царствования Николая II, пока еще работала команда его отца во главе с лучшим министром — Сергеем Витте, можно считать продолжением «ДвуАлександрия». Венец «стальной эпохи» — крупнейшая в мире железнодорожная магистраль Транссиб, 1903 год. А далее пришел уже собственно николаевский выдвиженец Безобразов — т.н. «шайка Безобразова», спровоцировавшая японскую войну. На примере николаевской Ходынки, ставшей роковым событием для Романовых, хорошо различимы три гибельных для династии фактора:
1) гибель тысяч пришедших поздравить царя — по сути, его гостей;
2) уход царя в вечер трагедии на бал к французскому консулу;
3) поведение царя между этими событиями, ставшее известным стране.
Группировки великих князей — Владимира и Павла — грозят Николаю II бойкотом, если хоть один шаг в расследовании Ходынки затронет московского генерал-губернатора великого князя Сергея Александровича. Царь Николай обходит, опрашивает по кругу родственников, что ж ему тогда делать, и… по их совету, «проявляет истинную твердость перед лицом несчастья» — едет на бал.
Пока Россия еще по инерции обрастала стальной броней, по ее «духовной броне» пробежали невидимые, но фатальные трещины. И совершенно не важно: тогдашние СМИ информировали общество (о Ходынке, Кровавом воскресенье и т.д.) или «раздували внутренние враги и иностранные злопыхатели». Царь и династия оказались не готовы к жизни в «информационном обществе» начала ХХ века. Сыграл свою роль и нерешенный национальный, или, если угодно, — еврейский вопрос (по сути — политика государственного антисемитизма). И «аграрное перенаселение» — земельный вопрос. И война, Антантой к 1917 году практически выигранная, но...
О причинах падения монархии в России можно говорить бесконечно. Но совершенно очевидно одно: для Романовых ХХ века всё это вместе взятое стало большой проблемой — и тогда общество посчитало проблемой их самих. Династия, поднявшая Россию из Смуты до вершин мирового могущества, канула в новой смуте.
Комментариев нет:
Отправить комментарий