В могилу на три года

Юрий Рябинин об афонском погребении

Недавно нам посчастливилось совершить паломническую поездку на знаменитый Афон. Одним из главных предметов нашего внимания были монастырские кладбища и вообще погребальные традиции Святой Горы.
На Афоне любому паломнику, оказавшемуся на каком-либо монастырском кладбище, не могут не броситься в глаза два удивительных обстоятельства: первое – даже при крупном монастыре кладбище очень невелико – всего несколько деревянных крестиков, и второе – самое раннее из этих захоронений относится к периоду от силы двадцатилетней давности. Но как такое может быть? Монастырям Афона сотни лет. В них жили и умирали многие тысячи монахов. Где же их могилы? Или, может быть, живые по каким-то высоким духовным соображениям не считают нужным заботиться о сохранении памяти своих почивших братьев?..

источник

Разберемся же по порядку.

Прежде всего, заметим, что почивших афонских монахов, как правило, хоронят на самом Афоне. Случается, впрочем, что какой-то святогорец в силу тех или иных обстоятельств живет где-то вне Святой Горы – скажем, где-то на афонском подворье далеко за пределами Афона, – и если он умирает, то и хоронят его обычно по месту смерти. Например, в Москве на Даниловском кладбище находится почитаемая верующими христианами могила афонского монаха Аристоклия (Амвросиева), – многие годы он настоятельствовал в московском афонском подворье и, когда умер, был похоронен в Москве же. Но монаха, умершего на самом Афоне, даже если он приехал когда-то на Святую Гору из другой страны, на родину хоронить не везут, а предают земле в том самом монастыре, где покойный жил и почил. Вообще, в традициях Афона смерть на Святой Горе почитается неким высшим признанием праведности покойного, едва ли не наградой Небес, обеспечивающей ему непременное спасение души. Наш современник, афонский иеромонах Гавриил так говорил об этом: какая это радость умереть на Афоне! здесь Сама Божья Матерь встречает после смерти монахов, потом проводит душу усопших через мытарства от Земли до Неба...

Преданию умершего земле на Афоне предшествует особый обряд. Почивших святогорцев не только не принято омывать, но тело покойного даже не переоблачается в чистое белье – монаха хоронят в том же исподнем, которое он, может быть, не менял месяцами. Заметим, что гигиена в мирском ее понимании почитается монашествующими отнюдь не душеполезным влечением человеческой природы, сродни, к примеру, лакомству. Но это не какая-то особая афонская традиция. Это делается в соответствии с общими для всех преподобных правилами. Так в «Последовании исходном монахов» мы читаем: «Егда кто от монахов ко Господу отидет, понеже не подобает омываться телу его, ниже видетися отнюд нагу».

Итак, не омывая и не переодевая, чтобы не видеть «отнюд нагу» умершего брата, его облачают в схиму, лицо покрывают куколем, а самое тело зашивается в рясу. На грудь возлагается иконка Пресвятой Богородицы. Обратим внимание, что умершим мирским на грудь возлагается богородичная иконка лишь женщинам, мужчинам же – образ Спаса. Но поскольку Афон почитается уделом Богородицы, местом, на котором Она незримо, но неизменно пребывает, и первая, по поверью, встречает души почивших святогорцев, то и погребальные традиции здесь соблюдаются соответствующие особенные.

Хоронят на Афоне, как правило, в самый день смерти и без гроба. Это делается, чтобы ничто не мешало телу поскорее «уйти в землю», превратиться в прах земной. Подобное отношение к погребению мы встречаем во многих религиях и культурах. В частности, авраамитические верования придерживаются этого правила в соответствии с обетованием, данным Богом первому человеку: «В поте лица твоего будешь есть хлеб, доколе не возвратишься в землю, из которой ты взят, ибо прах ты и в прах возвратишься».

После исполнения уставного молельного правила, тело новопреставленного на руках братии переносится к месту упокоения, опускается в могилу и засыпается землей. В ногах устанавливается обычно невысокий четырехконечный деревянный крестик, на котором простой краской делается самая лаконичная надпись – имя монаха и дата его смерти.

Нужно заметить, что афонская могила, то есть самая почва, которой предается тело умершего, значительно отличается от того, что является обычным для русского человека. В нашей стране – преимущественно равнинной – практически не известны те связанные с погребением проблемы, с которыми сталкиваются жители Средиземноморья и других гористых местностей. В России обычная среда, куда помещается тело покойного, представляет собой чаще всего однородную мягкую рассыпчатую массу: это земля – т.н. гумус – в лучшем случае, или песок, в худшем – глина. На Афоне ничего подобного нет. Там вообще отсутствует почва в нашем традиционном представлении о таковой. Афон – это сплошь камень. Иногда просто целостный массив, но чаще – ломанный, в виде булыжников и крупной щебенки. Земля на Афоне в дефиците еще большем, чем дерево. Поэтому и земледелие на полуострове практически отсутствует, – для него нет объективных условий. Кстати, когда-то в давние времена в русский Пантелеимонов монастырь из России морем завозили чернозем, чтобы монахи все-таки могли развести какие-то огороды. Во время нашего путешествия нам случалось видеть при некоторых монастырях невеликие возделанные участки: от силы с дюжину гряд капусты и еще каких-то бахчевых культур. Самый большой огород мы встретили в Великой Лавре – пожалуй, соток пятнадцать-двадцать возделанных угодий. И, вне всякого сомнения, земля для этого огорода была также в свое время откуда-то завезена, ибо вокруг Лавры повсюду камень. А проселочные дороги, если только они не кремнистые, представляют собою какой-то, очевидно, не способный к возрождению жизни плотный красный грунт, напоминающий тертый кирпич.

И вот, умирает инок в каком-то монастыре. Для него нужно выкопать могилу. Братии предстоит срочно исполнить чрезвычайно трудоемкое послушание – подготовить новопреставленному место упокоения, – не будем забывать, что покойного по монашеским обычаям нужно предать земле как можно скорее, желательно в самый день его смерти. Трудолюбивые монахи начинают рыть, звеня лопатами, эту неприступную афонскую твердь. Вершок за вершком. А вернее вынимать камень за камнем, выковыривать глыбу за глыбой. На пуд камней приходится едва ли горсть песку. Наконец, могила готова. Зашитое в рясу тело почившего брата аккуратно опускается на дно. Но чем засыпать могилу? Неужели снова навалить камней и глыб?! Разумеется, нет. Сколько-то земли для такой надобности монахи все-таки находят. Обратим внимание на дефицит, в частности, и могильной земли на Афоне, – это обстоятельство скоро потребуется нам для объяснения других афонских погребальных особенностей.

Как бы то ни было, могила засыпана землей, устроен холмик – опять же по причине дефицита рассыпчатого грунта очень невысокий, – и вкопан крест на полагающемся месте. Но далее происходит вообще уже что-то невообразимое, непостижимое для обывателя, незнакомого с афонскими и монашескими погребальными особенностями: всего через три года останки покойного… выкапываются и больше уже никогда не придаются земле! Однако, по порядку.

Умершего и погребенного брата на Афоне принято усердно поминать: в первые сорок дней вся братия ежедневно прочитывает одни четки, то есть монахи читают соответствующее правило столько раз, сколько бусинок на их четках. Также в память о новопреставленном в монастыре в этот период ежедневно приготавливается т.н. коливо – ритуальное поминальное блюдо, сваренное на основе какой-либо злаковой культуры – пшеницы, ржи, овса, риса – с добавлением меда, изюма, орехов, известное в России более под наименованием кутья. И в течение трех лет умерший поминается на каждой проскомидии. Если мы вспомним, что литургия в монастырях служится ежедневно, значит, каждый день в течение довольно долгого времени за покойного брата вынимается частица из просвирки. Имя умершего заносится в особую поминальную монастырскую книгу Куварас, в которой собраны имена всех покойных иноков обители с самого ее основания. Например, Куварас Великой Лавры неизменно ведется и читается в особые поминальные дни с Х века!

Но проходит три года. Монахи разрывают могилу почившего собрата, осторожно откапывают его останки и внимательно смотрят: в каком они состоянии? Если мягкие ткани тела еще не вполне истлели, могила опять засыпается, описанным выше манером. Спустя какое-то время ее снова разроют, чтобы проверить состояние останков. И так будет до тех пор, пока от покойного не останутся одни лишь кости. По афонскому поверью, тело, «не принятое землей», свидетельствует, что покойный брат был человеком небезгрешным, почему Небеса не торопятся принимать его душу в свои обители. Монастырь в этом случае принимается еще более усердно молиться за своего покойного насельника, и, в конце концов, вымаливает прощение его грехов и очищение души.

Когда же братия находят в могиле вполне освободившиеся от истлевшей плоти кости, – а это при афонском климате и с учетом особенностей афонской почвы происходит чаще всего как раз где-то через три года, – они вынимают их, и тщательно промыв в воде с вином, переносят в особое хранилище – так называемую костницу. Это строение напоминает часовню и находится обычно где-то неподалеку вне стен монастыря.

А освободившаяся могила… готова принять следующего новопреставленного.

Вот и разгадка, каким именно образом на Афоне решается проблема дефицита земли, и почему на невеликих монастырских кладбищах древних монастырей Святой Горы так не много могил, – их и не может быть много, потому что в местах упокоения там происходит постоянная и невиданная в мире ротация покойных: один отлежал сколько-то и уступает место другому, другой – следующему и т.д.

Костница – это, по существу, склеп. Но особенность этого склепа заключается в том, что покойные, а вернее их останки, там не укрыты где-либо – под землей или в саркофагах, – а находятся на виду: черепа выстроены в ряд по полкам, а прочие кости аккуратно уложены прямо на полу вдоль стен, будто поленницы. На черепах обычно написанным имена монахов с датою смерти. 

Вот как описывает костницу Андреевского скита знаменитый русский писатель Борис Зайцев, побывавший на Афоне в начале ХХ века: 

«Гробница Андреевского скита — довольно большая комната нижнего этажа, светлая и пустынная. Шкаф, в нем пять человеческих черепов. На каждом указано имя, число, год. Это игумены. Затем, на полках другие черепа (около семисот) рядовых монахов, тоже с пометами. И, наконец, самое, показалось мне, грозное: правильными штабелями, как погонные сажени валежника, сложены у стены, чуть не до потолка, мелкие кости (рук и ног). Сделано все это тщательно, с той глубокой серьезностью, какая присуща культу смерти. Вот, представилось, только особого старичка «смертиотекаря» не достает здесь, чтобы составлять каталоги, биографии, выдавать справки. А литература присутствует. На стене висит соответственное произведение: «Помни всякий брат, Что мы были, как вы, И вы будете, как мы».

Так святогорцы лежат веками. По сути, костница является их единой братской могилой. На Афоне считается, что по цвету черепа можно судить о том, насколько угоден Господу стал тот или иной покойный монах. По поверью, черепа праведников имеют красивый желтоватый оттенок, – в них будто теплится живой свет, а иногда они еще и благоухают, у безгрешных и поэтому спасенных монахов – черепа белого цвета, темный же цвет свидетельствует о непреодоленных мытарствах, которые проходит грешная душа покойного. Но такое на Афоне случается крайне редко.

Афонские костницы никогда не запираются. Любой насельник в любое время может войти туда и в уединении поразмышлять над бренностью бытия. Глядя в пустые глазницы братьев, которых он знал еще живыми, или которые почили века назад, вряд ли кто из монахов не представит себе, что и его честная глава когда-нибудь встанет на полку в ряд с другими черепами, а кости его будут уложены сверху на горку костей прежде почивших. Есть о чем призадуматься монаху… Но монах нисколько не страшится навсегда оказаться в этой мрачной костнице. Потому что он безусловно знает, что бояться смерти, значит бояться того, чего не существует.